Неточные совпадения
А день сегодня праздничный,
Куда пропал народ?..»
Идут селом — на улице
Одни
ребята малые,
В домах — старухи старые,
А то и вовсе заперты
Калитки на замок.
Мычит корова глупая,
Пищат галчата
малые.
Кричат
ребята буйные,
А эхо вторит всем.
Ему одна заботушка —
Честных людей поддразнивать,
Пугать
ребят и баб!
Никто его не видывал,
А слышать всякий слыхивал,
Без тела — а живет оно,
Без языка — кричит!
Аукаясь,
В лесу, как перепелочки
Во ржи, бродили
малыеРебята (а постарше-то
Ворочали сенцо).
Катавасов, войдя в свой вагон, невольно кривя душой, рассказал Сергею Ивановичу свои наблюдения над добровольцами, из которых оказывалось, что они были отличные
ребята. На большой станции в городе опять пение и крики встретили добровольцев, опять явились с кружками сборщицы и сборщики, и губернские дамы поднесли букеты добровольцам и пошли за ними в буфет; но всё это было уже гораздо слабее и
меньше, чем в Москве.
— Летось в господском лесу две березки срезал, его и посадили, — поторопился сказать
маленький розовый мальчик. — Теперь шестой месяц сидит, а баба побирается, трое
ребят да старуха убогая, — обстоятельно говорил он.
Наконец мы, однако, сошлись с ним на двадцати рублях. Он отправился за лошадьми и чрез час привел их целых пять на выбор. Лошади оказались порядочные, хотя гривы и хвосты у них были спутанные и животы — большие, растянутые, как барабан. С Филофеем пришло двое его братьев, нисколько на него не похожих.
Маленькие, черноглазые, востроносые, они, точно, производили впечатление
ребят «шустрых», говорили много и скоро — «лопотали», как выразился Ермолай, но старшому покорялись.
Заслышав этот окрик,
ребята, в глазах сердитой барыни, пропадают так ловко, что она не может понять, куда они скрылись. Вероятно, тут же где-нибудь притаились — много ли места
маленькому нужно? — и выглядывают.
«Грызиками» назывались владельцы
маленьких заведений, в пять-шесть рабочих и нескольких же мальчиков с их даровым трудом. Здесь мальчикам было еще труднее: и воды принеси, и дров наколи, сбегай в лавку — то за хлебом, то за луком на копейку, то за солью, и целый день на посылках, да еще хозяйских
ребят нянчи! Вставай раньше всех, ложись после всех.
Заходившие сюда бабы всегда завидовали Таисье и, покачивая головами, твердили: «Хоть бы денек пожить эк-ту, Таисьюшка: сама ты большая, сама
маленькая…» Да и как было не завидовать бабам святой душеньке, когда дома у них дым коромыслом стоял: одну
ребята одолели, у другой муж на руку больно скор, у третьей сиротство или смута какая, — мало ли напастей у мирского человека, особенно у бабы?
Бегут сани, стучит конское копыто о мерзлую землю, мелькают по сторонам хмурые деревья, и слышит Аграфена ласковый старушечий голос, который так любовно наговаривает над самым ее ухом: «Петушок, петушок, золотой гребешок, маслена головушка, шелкова бородушка, выгляни в окошечко…» Это баушка Степанида сказку рассказывает
ребятам, а сама Аграфена совсем еще
маленькая девчонка.
Просто-напросто все злоключения сами собой стали учащаться, наворачиваться друг на друга, шириться и расти, подобно тому, как
маленький снежный комочек, толкаемый ногами
ребят, сам собою, от прилипающего к нему талого снега, становится все больше, больше вырастает выше человеческого роста и, наконец, одним последним небольшим усилием свергается в овраг и скатывается вниз огромной лавиной.
Вот беда крестьянину семьянному с
малыми детьми, когда бог его скотинкой обидит, без молочка
ребятам плохо, батюшка Алексей Степаныч.
«Сказать ли им
маленькую речь, или просто сказать: здорово,
ребята! или ничего не сказать? — подумал он.
— Вот надоть бы перво-наперво оттащить это бревнушко. Принимайся-ка,
ребята! — заметил один вовсе не распорядитель и не начальствующий, а просто чернорабочий, бессловесный и тихий
малый, молчавший до сих пор, и, нагнувшись, обхватил руками толстое бревно, поджидая помощников. Но никто не помог ему.
— Какое! Восьмеро
ребят, мал мала
меньше, — отвечал один из пильщиков, — да такой уж человек бесшабашный. Как это попадут деньги — беда! Вот хоть бы теперь: всю дорогу пьянствовал. Не знаю, как это, с чем и домой придет.
— Проворне,
ребята, проворне! — раздался рядом с ним неприятный, хриплый голос. Фома обернулся. Толстый человек с большим животом, стукая в палубу пристани палкой, смотрел на крючников
маленькими глазками. Лицо и шея у него были облиты потом; он поминутно вытирал его левой рукой и дышал так тяжело, точно шел в гору.
— И то,
малый, словно потяжелело! — отозвался кто-то из
ребят.
Мигая ласковыми глазами печального сиреневого цвета, он смотрел на
ребят Артамонова, каменно стоявших у двери; все они были очень разные: старший — похож на отца, широкогрудый, брови срослись, глаза
маленькие, медвежьи, у Никиты глаза девичьи, большие и синие, как его рубаха, Алексей — кудрявый, румяный красавец, белокож, смотрит прямо и весело.
А проснулся — шум, свист, гам, как на соборе всех чертей. Смотрю в дверь — полон двор мальчишек, а Михайла в белой рубахе среди них, как парусная лодка между
малых челноков. Стоит и хохочет. Голову закинул, рот раскрыт, глаза прищурены, и совсем не похож на вчерашнего, постного человека.
Ребята в синем, красном, в розовом — горят на солнце, прыгают, орут. Потянуло меня к ним, вылез из сарая, один увидал меня и кричит...
Он сконфузился, искривился весь, засунув руку еще глубже в карман и опустив плечо, это заинтересовало
ребят, и они решили обыскать его: схватили, смяли и вытащили из кармана новенький двугривенный и финифтяный
маленький образок — богородица с младенцем.
— Верно, мать честная! Господи, — иной раз, братцы, так жалко душеньку свою, — пропадает! Зальется сердце тоскою, зальется горькой… э-э-хма:! В разбойники бы, что ли, пойти?!.
Малым камнем — воробья не убьешь, — а ты вот все толкуешь:
ребята, дружно! Что —
ребята? Где там!
Вместе с ним вышел толстейший и высочайший мужчина, каких когда-либо я видал, с усищами до ушей, с хохлом, с огромным животом, так что довольно толстый Иван Кузьмич и я, не совсем
маленький, казались против него
ребятами, одним словом, на первый взгляд страшно было смотреть.
Ну, разговариваем этак, едем себе не торопясь. К тайге подъехали, к речушке. Перевоз тут. Речка в
малую воду узенькая: паром толканешь, он уж и на другой стороне. Перевозчиков и не надо. Ребятки проснулись, продрали глазенки-то, глядят: ночь ночью. Лес это шумит, звезды на небе, луна только перед светом подымается… Ребятам-то и любо… Известное дело — несмысли!
В избу меня проезжающие позвали — барыня молодая да трое
ребят, мал мала
меньше!
Миронка был
маленький, вертлявый мужик, давно разъезжающий с Александром Ивановичем. Он слыл за певца, сказочника и балагура. В самом деле, он иногда выдумывал нелепые утки и мастерски распускал их между простодушным народом и наслаждался плодами своей изобретательности. Очевидно было, что Василий Петрович, сделавшись загадкою для
ребят, рубивших лес, сделался и предметом толков, а Миронка воспользовался этим обстоятельством и сделал из моего героя отставного комедианта.
— Нашел заботу! — криво усмехнулся Василий. —
Малые они
ребята, что ли?
— Годил, довольно! Я,
ребята, желаю вам сказать, как это вышло, что вот, значит, мне под сорок, а иду я к вам и говорю — учите меня, дурака, да! Учите и — больше ничего! А я готов! Такое время — несёт оно всем наказание, и дети должны теперь учить отцов — почему? Потому — на них греха
меньше, на детях…
Одно в них было общее: оба они были, что называется, добрые
малые, простые
ребята.
«Зарядите-ка нашу пушку картечью, — а у нас, сэр, одна
маленькая каронадка была, — да скажите
ребятам, чтобы на всякий случай зарядили ружья да приготовили топоры, Дженкинс!» Дженкинс махнул головой и ушел делать распоряжения, а я пошел в каюту и на всякий случай спрятал на грудь корабельные бумаги, положил в карман деньги и зарядил оба револьвера…
Дорушка была кухаркина дочка. Пока она была
маленькой, то жила за кухней в комнатке матери и с утра до ночи играла тряпичными куколками. А то выходила на двор погулять, порезвиться с дворовыми
ребятами. На дворе ни деревца, ни садика, одни помойки да конюшня. А тут вдруг и лес, поле в Дуниных рассказах, и кладбище. Занятно!
Сергей Андреевич подошел к стоявшему против церкви ветхому домику. Из-под обросшей мохом тесовой крыши словно исподлобья смотрели на церковь пять
маленьких окон. Вокруг дома теснились старые березы. У церковной ограды сын Сергея Андреевича гимназист Володя играл в городки с деревенскими
ребятами.
— Сейчас же, — говорит, — я упросил графа Орлова дозволить мне стоять с детьми на крылечке, и стал.
Ребят построил в шеренгу мал мала
меньше, а сам стал на конце в правом фланге.
Ребята все
малые, что паучки, а вырастут, — всех нужно произвести к делу…
— Эх, Алеха, пора тебе,
малый! Поезжай.
Ребята вон уж когда уехали. Завтра-то на зорьке вставать тебе, а ночи ноне короткие.
В помещении одинцовской школы заседала приехавшая вчера комиссия по чистке аппарата.
Ребята из бригады пошли для развлечения послушать. Чистили местного учителя Богоявленского.
Маленький человечек с
маленьким красным носиком, с испуганными глазами и испуганной бороденкой.
Третье препятствие еще
меньше существует для хозяйки. Она не боится того, что подача этого ломтика ослабит энергию Мавриных
ребят и поощрит их к праздности и попрошайничеству, потому что она знает, что и эти
ребята понимают, как дорог ей ломоть, который она отрезает им.
— Quartire, quartire, logement, — сказал офицер, сверху вниз, с снисходительною и добродушною улыбкой, глядя на
маленького человека. — Les Français sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fâchons pas, mon vieux, [ — Квартир, квартир. Французы добрые
ребята. Чорт возьми, не будем ссориться, дедушка,] — прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
Ребята с вечера собирались за ягодами, и Тараска обещал разбудить сестру и
малого, как только вернется из ночного.
Так ничтожно то, что могут сделать один, два человека, десятки людей, живя в деревне среди голодных и по силам помогая им. Очень мало. Но вот что я видел в свою поездку. Шли
ребята из-под Москвы, где они были в пастухах. И один заболел и отстал от товарищей. Он часов пять просидел и пролежал на краю дороги, и десятки мужиков прошли мимо его. В обед ехал мужик с картофелем и расспросил
малого и, узнав, что он болен, пожалел его и привез в деревню.
— Обман,
ребята! Веди к самому! — крикнул голос высокого
малого. — Не пущай,
ребята! Пущай отчет подаст! Держи! — закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.